Макароны растут в Италии. Когда они еще маленькие, их зовут вермишелью.
Владимир Набоков
***
Трёхсложная формула человеческой жизни: невозвратность прошлого, ненасытность настоящего и непредсказуемость будущего.
Владимир Набоков
****
К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники.
Владимир Набоков
***
Не скрою: я так отвык от того, чтобы меня – ну, понимали, что ли, – так отвык, что в самые первые минуты нашей встречи мне казалось: это – шутка, маскарадный обман… А затем… И вот есть вещи, о которых трудно говорить – сотрешь прикосновеньем слова их изумительную пыльцу…
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
26 июля, 1923 г.
***
Как мне объяснить тебе, мое счастье, мое золотое, изумительное счастье, насколько я весь твой – со всеми моими воспоминаниями, стихами, порывами, внутренними вихрями?
И я знаю: не умею я сказать тебе словами ничего – а когда по телефону – так совсем скверно выходит. Потому что с тобой нужно говорить – дивно, как говорят, например, с людьми, которых больше нет, – дивно, понимаешь, в значенье чистоты и легкости и душевной точности...
Я просто хочу тебе сказать, что без тебя мне жизнь как-то не представляется – несмотря на то, что думаешь, что мне «весело» два дня не видеть тебя.
Ты пришла в мою жизнь – не как приходят в гости (знаешь, «не снимая шляпы»), а как приходят в царство, где все реки ждали твоего отраженья, все дороги – твоих шагов.
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
8 ноября, 1923 г.
***
Вчера я видел тебя во сне – будто я играл на рояли, а ты переворачивала мне ноты…
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
12 января, 1924 г.
***
Сейчас ухожу в мягкий свет, в остывающий гул вечера и буду любить тебя и сегодня вечером, и завтра, и послезавтра, и еще очень много очень даже много завтр.
Моя нежность, моя прелесть невыразимая.
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
Весна, 1925 г.
***
Душенька моя, любовь, любовь, любовь моя, – знаешь ли что, – все счастие мира, роскошь, власть и приключенья, все обещанья религий, все обаянье природы и даже человеческая слава не стоят двух писем твоих.
Была ночь ужаса, страшной тоски, когда я представлял себе, что твое недошедшее письмо, застрявшее на неведомом почтамте, – истребляют, как потерянную больную собачонку… А сегодня оно пришло – и вот мне уже кажется, что в ящике, где оно лежало, в мешке, где оно тряслось, все другие чужие письма прониклись от прикосновенья его прелестью твоей единственной и что в этот день все немцы получили непонятные изумительные письма – письма, сошедшие с ума, оттого что они трогали твой почерк.
Мысль, что ты существуешь, так божественно-счастлива сама по себе, что смешно говорить о житейской грусти разлуки – недельной, десятидневной, не все ли равно? – раз вся жизнь моя принадлежит тебе.
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
19 августа, 1925 г.
***
«Говорят, что страданье – хорошая школа. Да, это так. Но счастие – лучший университет». Хорошо? Это написал Пушкин. А вот эмигрантски-политический афоризм: «Нули поняли, что для того, чтобы стать чем-нибудь, они должны становиться по правую сторону».
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
19 июня, 1926 г.
***
Когда я думаю о том, что я тебя скоро увижу, обниму – у меня делается такое волненье, такое чудное волненье, что перестаю на несколько мгновений жить.
Жизнь моя, сейчас поздно, я немножко устал; небо раздражено звездами. И я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю, – и вот как может быть создан целый громадный сплошь сияющий мир – из пяти гласных и пяти согласных.
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
12 декабря, 1926 г.
***
Любовь моя, я все гуляю по твоему письму, исписанному со всех сторон, хожу, как муха, по нему головой вниз, любовь моя!
Владимир Набоков
Из письма Вере Набоковой
10 февраля, 1936 г.
***
Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума, этого "желудка" души. Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, — тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту — тогда и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат, и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови.
Владимир Набоков
• Лекции по русской литературе
***
Я вполне понимаю людей, стремящихся изучать мои книги, но мне неприятны те, кто норовит изучать меня. Как человек, я не представляю собой ничего такого, чем можно было бы восхищаться. У меня обычные привычки, я неприхотлив в еде, я ни за что не променяю мою любимую яичницу с ветчиной на меню, в котором тьма опечаток.
Владимир Набоков
Из интервью
Июнь, 1969 г.
***
Осенью 1972 года редакция одного журнала попросила у Набокова для специальной подборки рецепт его фирменного блюда. Явно издеваясь над высоколобой редакцией, он прислал им рецепт яичницы «а-ля Набокок»
(à la Nabocoque). Приведем эти инструкции полностью:
«Вскипятите воду в кастрюле (пузырьки означают, что она кипит!). Достаньте из холодильника два яйца (на одного человека). Подержите их под горячей водой из-под крана, чтобы они были готовы к тому, что их ожидает. Положите каждое в кастрюлю, одно за другим, позволив им беззвучно опуститься в (кипящую) воду. Обратитесь к своим наручным часам. Придерживайте яйца ложкой (они склонны к перекатыванию), чтобы не ударялись о проклятый край кастрюли. Если же яйцо треснет в воде (которая теперь бурлит как сумасшедшая) и начнет выбрасывать облако белой субстанции, словно медиум на старомодном сеансе, выловите его и выбросьте. Возьмите другое яйцо и впредь будьте бдительнее. После того как пройдет 200 секунд или, скажем, 240 (с учетом передышек), начинайте вынимать яйца. Положите их тупым концом вверх в две чашки. Маленькой ложкой постучите по кругу и проковыряйте отверстие в скорлупе. Приготовьте соль и хлеб (белый) с маслом. Ешьте.»
Владимир Набоков
Комментарии (0)